Возле реки Рас побрился. Ева наблюдала, как он доводит бритву на оселке, смягчает кожу водой с крошкой мыла и, присев на корточки возле зеркальца, соскребает щетину.
— Кто научил тебя этому? — спросила она.
— Юсуфу. Он заставлял меня бриться ежедневно, мол, так написано в Книге. В Книге много чего понаписано, хватает и разной ерунды, но бриться я люблю. Ненавижу щетину на лице. Особенно потому ненавижу, что Джиб ходит весь заросший. Его не научить бриться — он туп, как горилла. Борода ниже пупа — вся в грязи и репьях. И воняет.
— Джиб? — удивилась Ева.
— Это гиена по-амхарски, — пояснил Рас. — Он живет со стаей горилл в холмах. Не с Негусом — с Миниликом. Джиб тоже белый человек. Сказать по правде, он мой брат — так уверяли Мирьям и Юсуфу. Мирьям говорила еще, что Джиб прогневил Игзайбера и тот лишил его разума. И вечно повторяла, что, если не буду слушаться Игзайбера, меня ждет та же участь. Отставала лишь после того, как я прикидывался чертовски напуганным и проливал слезу. Да еще Юсуфу грозил ее отдубасить, если не прекратит запугивать ребенка.
Ошарашенная новостью, Ева погрузилась в раздумья. Но когда сталкивали плот на воду, была снова в приподнятом настроении. Ева заплела волосы в некое подобие прически, названной ею «Узел Психеи» — она повторила название по буквам. После высказанного Расом одобрения просияла и защебетала без умолку. Рассказывала о европейских лыжных курортах. Рас решил, что это должно быть забавно — вихрем скатываться со склонов гор, взмывая в воздух на неровностях. Ева указала на одетую в белую шапку гору на востоке и попыталась объяснить связанные со снегом ощущения: как тот щиплет лицо, морозит пальцы, сводит ноги. Слово «снег» Расу было знакомо — Юсуфу как-то уже отвечал на расспросы о белых вершинах гор.
— Ты интересуешься моей жизнью, точно лиса заячьим следом, — заметил Рас. — И все, что ни расскажу, тебя поражает.
— Я уже говорила тебе, что ты уникум. И думаю, что ты действительно единственный в своем роде.
Рас забрался в самые свои ранние воспоминания. Оказалось, что он помнит себя чуть ли не ползунком.
— Потрясающе! — заявила Ева. — Очень немногие могут похвастать такой памятью. Может, тебе удастся заглянуть еще глубже? Лицо Мирьям — первое, что ты запомнил? Совсем ничего до этого?
Глаза Раса опять увлажнились при упоминании Мирьям. Никогда больше не увидеть ее дорогого сморщенного личика, не ощутить хрупких объятий, поцелуев, не услышать причитаний, упреков, смеха.
Ева, смущенная печалью Раса, продолжила расспросы лишь после перерыва:
— Ты не мог родиться в этой долине. Я в этом почти уверена. Совершенно точно, что вырастившие тебя пигмеи — а они пигмеи, то есть низкорослые люди, а не обезьяны — и сами не отсюда родом. Судя по тому что они тебе рассказывали, а особенно по оговоркам — они прекрасно знали внешний мир. Вот только зачем прикидывались обезьянами? И что это за хижина такая возле озера, с книгами и всем прочим? И откуда тут еще один белый мальчик, этот Джиб? Он что, действительно живет с гориллами? Ты ведь говорил вроде, что тоже жил с ними какое-то время? Значит, он не умеет разговаривать? Похоже на остановку в умственном развитии. А может, он глухонемой?
— Он слышит даже лучше, чем я, — усмехнулся Рас. — И может повторить пять-шесть слов, которым я его научил. Вода. Еда. Больно. Человек. Мое имя. Но сколько времени я затратил на это! Я надеялся научить его играть со мной, хотя мне это и запретили. Юсуфу, кстати, иначе объяснял его неумение разговаривать. Игзайбер, говорил он, тут ни при чем. Виноваты гориллы, с которыми он вырос. Юсуфу не любил много говорить о Джибе, его и злило, и огорчало, когда я расспрашивал о нем.
Ева достала из кармана рубахи письма и попросила Раса показать еще раз те, что хранились у него в сумке. Она долго их перечитывала.
— Кое-что проясняется, правда, не слишком многое. Был еще, оказывается, и третий ребенок. То есть он был самым первым. Господи! Что за чудовище!
— Ребенок?
— Ты что, совсем дурак?! Ой, прости, пожалуйста! Я так разозлилась! Не обижайся! Я имела в виду эту тварь, что провела эксперимент на тебе и на остальных двоих. Вас всех, должно быть, украли у настоящих родителей. А затеял это все бизнесмен из Южной Африки, который прежде жил в Северной Америке, это очевидно.
Но кто такой Мастер, который тут упоминается? И что за Книга такая?
— Не знаю, — угрюмо ответил Рас и так налег на шест, что вода захлестнула палубу. Слова Евы разбередили юноше душу; он злился, как злился бы на любого, кто вздумал бы высмеять его искусство резьбы по дереву или взялся бы поправить законченную статуэтку.
Прохладное утро сменилось между тем ясным солнечным полуднем. Рас же совсем раскис — все эти вопросы, ясно давшие понять, что с ним и с его миром не все в порядке, мало сказать не радовали — просто бесить начинали. И он собрался было объявить об этом Еве. Но тут они услышали рокот вертолета. Птица Бога вылетела вдали из-за джунглей и пошла вдоль реки. Ева ахнула, на мгновение обмерла, а затем бросилась в воду. Быстро — в десяток взмахов — доплыв до берега, вскарабкалась по склону и нырнула в заросли.
Рас решил остаться на плоту — ему-то зачем прятаться? Птица Бога никогда еще не причиняла ему вреда. Более того, в опасной ситуации даже помогла. И пока не было повода думать, что ее отношение как-то вдруг изменилось. Тем не менее ее появление над верхушками деревьев, сопровождавшееся ревом и солнечными зайчиками, посланными стеклянным колпаком кабины, вызвало у Раса на этот раз тягостное ощущение. Внутри Птицы сидели двое: один за штурвалом, как назвала это Ева, другой — за спиной пилота возле спаренного пулемета. Оба — Ева уверяла, что они самые обыкновенные люди, — были одеты в коричневую форму, лица — под белыми масками.
Вертолет пронесся так низко, что Раса оглушило и ударило ветром; плот закачался на поднявшихся волнах. Когда Рас через несколько мгновений обернулся вслед вертолету, тот уже завис над рекой чуть ниже по течению, затем повернул обратно — пулеметчик разглядел следы Евы на берегу. Вертолет еще раз развернулся, и пулемет, направленный на джунгли, выплюнул бесконечную очередь — в зарослях посыпались ветки вперемешку с листьями.
— Стойте! Стойте! Прекратите! — заорал, подпрыгивая, Рас.
Вертолет двинулся, взмыл над деревьями и, держась над макушками на высоте в человеческий рост, скрылся из поля зрения. Но скоро стал виден снова — не слишком удаляясь от берега, он поднялся теперь на высоту ярдов сто — сто пятьдесят. Блестящий предмет, размером с человека и напоминающий формой каплю, неожиданно отделился от днища вертолета и полетел вниз. В джунглях вспыхнуло яркое зарево, над верхушками деревьев вырос гигантский столб пламени, раздался страшный грохот, он ударил по ушам внезапной мощной волной. Затем дохнуло испепеляющим смрадным жаром. Джунглей на берегу больше не было — они превратились в сплошную стену огня.